Один человек из соседнего дома рассказывал, как ходил в администрацию выяснять, почему нет воды в колонке на улице. Перевод подлинника на «культурный» язык выглядит примерно так.
Вы что, говорю, творите, нехорошие вы люди! Даже фашисты во время войны воду в колонках не отключали! А этот… есть у них там один бездушный чиновник нетрадиционной ориентации, мямлит – это из-за коронавируса, чтобы скопления людей не было… Какое скопление, замечаю я ему, может быть у колонки? Ты с дерева упал и ударился головой? Это у вас у всех в мозгах скопление отходов жизнедеятельности! Идите, говорю, в одно дурно пахнущее место, понятно?
И далее – к началу текста.
На родительском собрании молоденькая классная руководительница только успевает произнести вступительную реплику о том, что, к сожалению, далеко не все дети относятся к учебе с должной ответственностью, как из зала вылетает первый гневный возглас:
— Вы сами виноваты в том, что дети ненавидят школу! Вы, и больше никто! – и за ним начинают подниматься тяжкие волны ора – обличений, проклятий, угроз…
«Если вы еще раз посмеете сфотографировать моего сына спящим на уроке…», «я за своего ребенка порву любого…» Штормило часа полтора, классная кроме той начальной реплики больше ничего не сказала, не смогла.
Каждую весну собирались дачные товарищи, чтобы обсудить планы на сезон, но всякий раз эти собрания превращались в Нюрнбергский трибунал над казначеем, председателем и прочими «придурками, которые ничего не понимают».
Кстати, когда казначея с председателем не стало – ибо мазохисты кончились, – товарищество зажило мирно и согласно с природой, как в буколиках Вергилия.
Если существует на свете зрелище, по которому я стосковался, – то, наверное, это зрелище того, как люди обсуждают какой-нибудь проблемный вопрос, обсуждают без криков, внимательно выслушивая друг друга, и в случае несогласия не доходят до проклятий и угроз.
Причем имею в виду не столько тех, кто спаян родственно или профессионально – семью, коллектив, экипаж и пр., – а людей, собранных в силу обстоятельств: учителя и родители, чиновники и народ, дачники, очередь, остановка…
Такого рода дискуссии – негромкие и внятные – возможны только в силу общего понимания одного простого условия: всякого незнакомого или малознакомого человека следует изначально воспринимать как хорошего – по крайней мере до тех пор, пока он не докажет обратное. Видеть такие сцены, даже участвовать в них мне доводилось, но было это давно… И не то чтобы они исчезли начисто, просто на передний план выходит совсем другой стиль – митинговый. И совсем другой персонаж – человек-митинг.
По сути, митинг – это монолог толпы, направленный на врага, которого необходимо уничтожить в собственных сердцах, тем самым успокоить свои тайные сомнения и насладиться правотой. Уровень митинга оценивается не по числу собравшихся, а по накалу эмоций; иногда достаточно немногих, иногда хватит и одного – лишь бы пламя хлестало из ноздрей, как у того Змия.
Митинг в принципе не может быть диалогом.
Наконец, митинг – это далеко не всегда политика: в митинги превращаются и родительские собрания, и дачные, и подъездные, и одиночные походы в мэрию за правдой… А происходит так не оттого, что все из рук вон плохо (всегда может быть хуже), а потому, что люди по-другому уже не умеют. Точнее, умеют, но все меньше.
По традиции надо бы обвинить в этом интернет, что, в общем-то, правильно, поскольку соцсети и чаты – абсолютно митинговое пространство, где «гори в аду, тварь» уже привычнее, чем «доброе утро». Ничего странного – в септике для эмоций так и должно быть. Но, по-моему, все еще глубже…
Недавно столкнулся с занимательной социологией: за десять лет количество добрачных связей у молодежи сократилось вдвое. Один протоиерей сказал по этому поводу, что ему как религиозному фундаменталисту надо бы радоваться такому скачку нравственности, но он понимает подлинную суть явления – просто молодые стали в два раза меньше общаться вживую, они смотрят в гаджет, а не в лицо напротив.
На мой взгляд, совершенная правда, и не только насчет молодежи. Люди массово отвыкают от людей, изоляция с дистанционкой это отвыкание усугубили многократно. Живой человек для живого человека становится все менее знакомым существом, элементарные навыки общения притупляются, агрессия – ближайший выход из такой неизвестности. Попросту, надо заорать первым и так, чтоб зенки повыскакивали, – это твоя защита и твоя правда. Так возникает человек-митинг.
У такого пути есть единственный финал – одичание. Чтобы не впасть в него, людям надо заново познакомиться.
