В Госдуме обсуждают идею наступления совершеннолетия с 21 года. Глава Минздрава Вероника Скворцова прогнозирует увеличение периода детства до 30 лет. Двух этих заявлений достаточно, чтобы говорить о грядущем наступлении инфантилизма на государственном уровне.
Меньше всего хотелось бы затянуть песнь «я в твои годы у станка стоял» и пр., но, видимо, придется, поэтому постараюсь особо не надоесть. Обе идеи по большому счету имеют под собой общий фундамент – «такова мировая тенденция». Если приглядеться, она и вправду такова – у нас в том числе. Хотя бы в мелочах. Например, в школу я ходил один начиная с первого класса. Так же, как и мои товарищи. Среднюю дочь провожали класса до третьего. Младшую – до четвертого включительно, и не уверен, что в пятом это безобразие прекратится. Расстояние от дома до учебного заведения во всех случаях было примерно одинаковым – то есть минут пять ходьбы, если по пути не снимать кошек с деревьев, не падать в лужи, не увлекаться гонянием консервной банки по асфальту и т. д. Не сказать, чтобы эта очевидная разница между эпохами не замечалась и не обсуждалась, но все сводилось к единственному доводу – «в наше время» не было наркоманов и маньяков, поэтому ребенка можно было отпускать спокойно, не то что теперь. При здравом рассуждении «в наше время» похожие персонажи присутствовали, к тому же вероятность просто получить по шее была намного выше – достаточно было забрести в чужой двор или встретить представителей враждебного клана. Но затверженные истины, как известно, намного сильнее фактов.
В нашем же случае факт один и безусловный – чем дальше, тем больше откладывается взросление. Принято это объяснять общим ростом продолжительности жизни в цивилизованном мире, соответственно, отодвигаются условные границы детства, зрелости, старости. Законодатели намерены всего лишь зафиксировать этот факт. Утверждают также, что в этом есть свои преимущества – скажем, на три года позже будет позволено покупать табак и алкоголь, что вроде бы хорошо – организм еще не совсем дозрел. И в том, что людей за двадцать будут осматривать педиатры, наверное, тоже какие-то преимущества есть.
Однако вспоминается бунт в винной очереди где-то в 88-м: «Водку гражданам до 21 года не продаем», – сказала продавщица, но кто-то крикнул: «Значит, в Афгане воевать уже можно, а водку пить – еще нельзя?!» – и толпа чуть не снесла прилавок, бронированный, кстати… Неважно, что в то время право покупки алкоголя было маркером взрослости, – маркер можно найти какой угодно.
Это я к тому, что в случае передвижки медицинских границ детства логика приведет к необходимости такой же передвижки границ социальных – а именно ответственности перед законом, воинского долга, брака, участия в выборах и пр. Перенос совершеннолетия многое из этого как раз и подразумевает. Для чего это делается и чем не устраивает нынешнее положение?
Вообще, связь между продолжительностью жизни и границами ее этапов прослеживается в животном мире. Заяц становится половозрелым в год, потому что век его обидно короток и детство, соответственно, короче собственного хвостика. Слоны, чей срок равен человеческому, покидают маму с папой в 12 лет. Примерно в таком же возрасте женились – выходили замуж до «исторического материализма», и, возможно, природный элемент здесь подсознательно присутствовал, хотя бы из-за огромной детской смертности. Но когда мои сверстники (да и я, грешный) обзаводились семьями и кормили их еще до достижения проектируемого совершеннолетия и задолго до окончания цивилизованного детства, им и в голову не приходило сверять это со средней продолжительностью жизни в стране. Поступали так, потому что время пришло – ты уже взрослый, хоть и молодой – и общество наравне с законом были с этим согласны. Вдобавок общество уважало тех, кто приписывал себе лишние годы, чтобы участвовать в великих взрослых делах.
Нынче же, наоборот, есть устойчивая мода года списывать – не в буквальном, конечно, смысле, а чтобы во всех смыслах «выглядеть моложе своих лет». Тридцатилетний, который одевается, говорит, жестикулирует и вообще мыслит как подросток, сегодня не только не редкость, но, как говорят, перспективный тренд. Что, кстати, четко улавливают производители одежды, зрелищ и прочего. И, разумеется, политики. Сам феномен «навальнят» (который наблюдается и во многих других странах) строится на воспевании юности как некой новой лучшей расы, которой будто бы открыты какие-то неведомые прочим тайны. На самом деле сочетание физической свежести с психической незрелостью и во многих случаях юридической безответственностью – великолепная политическая глина, которую при желании можно обжечь до таранной крепости.
А с другой стороны – цивилизованный мир стареет. Подсознательно он пытается убежать от смерти, хотя бы декларативно отодвигая детство и все, что за ним. В лучшем варианте – сублимирует обычай вытирать детям сопли до тех пор, пока рука в силах держать носовой платок, провожать до школы, пока ноги ходят…
