Сегодня день рождения Владимира Ильича Ленина, который живее всех живых, самый человечный из людей, друг всех хороших, враг всех плохих и т. д.
Говорю это без иронии. Во-первых, люди всегда, при любом строе, нуждаются в некоем нравственном максимуме. А во-вторых, про Ленина я узнал практически в то же время, когда узнал о существовании самого себя, – в определенном смысле он мой близкий родственник. Это признание следует расценивать как результат всепроникающей советской ленинианы, приучавшей каждого гражданина уже на зачатках самосознания к факту существования божества – доброго и вездесущего, помогающего и наставляющего.
Журнал «Дошкольное воспитание» за 1970 год – столетний юбилей вождя – публикует подборку стихов, призванных раскрыть детям это вечное присутствие, приучить к нему.
– Что б мы сделали, ребятки,
Если б Ленин к нам пришёл?
– Все, что знаю, по порядку
Я б стихи ему прочёл.
– Мы бы с ним играли в прятки –
Пусть бы он меня нашёл!
– Я хотел бы, чтобы Ленин
Стал бы с нами песни петь.
– Я к нему бы на колени
Забралась бы посидеть.
– Для него бы с грядки нашей
Я клубники набрала…
– Я б ему букет ромашек
Самых лучших нарвала…
– Я бы зайку заводного
Подарила своего.
– Я, как дедушку родного,
Крепко обнял бы его.
– Я б сказал, что хорошо мы,
Дружно, весело живём
И хотим все на него мы
Быть похожими во всём!…
Написала это поэтесса Маргарита Ивенсен (другая фамилия – Шор), ныне почти позабытая, но оставившая те самые легендарные строки:
Когда был Ленин маленький,
Похож он был на нас.
Зимой носил он валенки,
И шарф носил, и варежки,
И падал в снег не раз…
Легендарные, потому что народная — и прежде всего детская – фантазия размножала и разнообразила их.
Когда был Ленин маленький
С кудрявой головой
В дырявых бегал валенках
По горке ледяной…
В педагогической литературе советского времени обозначается задача – научить ребенка с трехлетнего возраста узнавать Ленина на портретах и рисунках. Портрет (с которого, кстати, начинается множество вводных повествований о вожде) служит элементом все того же присутствия – незримого, но вечного. Это, по сути, икона. Такая задача была всеобщей, интернациональной. Ради примера, украинский вариант:
Хто це дивиться на мене
Iз портрета на стiнi?
Це Iллiч, наш рiдний Ленiн
Усмiхаеться менi.
Мружить очi и смiється,
А усмiшка, мов жива.
I чомусь менi здаєься –
Ось вiн вимовить слова.
Як я граюсь, запитає,
Чи ходжу у дитсадок.
Ленiн добрий був, я знаю,
Вiн любив усiх дiток.
(М. Познанская)
И, надо признать, советские педагоги задачу выполняли отлично, чему главное свидетельство – лениниана, которую творили сами малыши.
Камень на камень, кирпич на кирпич –
Умер наш Ленин Владимир Ильич!
Жалко рабочему, жалко и мне:
Доброе сердце зарыто в земле…
Дядя Володя! Мы подрастем,
Красное знамя в руки возьмем!..
Вариаций данного произведения было множество (у нас бытовал короткий и менее отточенный: «Дедушка Ленин, когда подрасту, Красное знамя тебе принесу»), поскольку младенческое стихотворчество вообще часто использует готовые формы. Например, в известной детсадовской дразнилке:
Я маленькая девочка,
Я в садик не хожу
Купи мне, мама, платюшко
Я замуж выхожу
… менялись две последние строки:
Я Ленина не видела
Но я его люблю.
Над созданием детской ленинианы работали большие люди, в том числе крупнейшие писатели своего времени – к примеру, трудно переоценить вклад одного только Зощенко; цикл его рассказов, по сути, целостный, сферический образ того самого «нравственного максимума» и в то же время живого, осязаемого человека… При этом главным оставался все тот же эффект «вечного присутствия» — Ленин, как Индра, вездесущ, он придет и научит, как надо, «как правильно», сделает это по-доброму, поучительно («Общество чистых тарелок» Бонч-Бруевича), весело («Ленин на елке в Сокольниках» Крупской), он всегда поможет, пресечет неправильное, наконец, он посмеется вместе с тобой, если ошибется, – потому что всесовершенный человек тоже может ошибаться («Ошибка» Зощенко), разумеется, не по принципиальным вопросам… Это только придавало человечности, осязаемости.
Образ мило-кудрявого «святого младенца», который люди под и за 50 носили на груди, не полностью соответствовал агиографическим канонам (святой изображается святым с момента рождения или даже зачатия) – ради все той же реалистичности, осязаемости.
«Володя любил петь вслух, и способности к музыке у него были хорошие. Но и тут он не всегда утихомиривался. Меньшо́й братишка Митя в возрасте трёх — пяти лет был очень жалостливый и никак не мог допеть без слёз «Козлика». Его старались приучить, уговаривали. Но только он наберётся мужества и старается пропеть, не моргнув глазом, все грустные места, как Володя поворачивается к нему и с особым ударением, делая страшное лицо, поёт: «Напа-али на ко-озлика серые волки…»
Митя крепится изо всех сил.
Но шалун не унимается и с ещё более трагическим видом, испытывая брата, поёт: «Оста-авили ба-абушке ро-ожки да но-ожки», пока малыш, не выдержав, не заливается в три ручья. Помню, что я ссорилась из-за этого с Володей, возмущаясь, что он дразнит маленького».
( А. И. Ульянова «Детские и школьные годы Ильича»)
Кстати, чувствительный братишка Митя впоследствии станет врачом.
Может показаться парадоксом, но вполне взрослое народное творчество создавало образ вождя по тем же канонам, что и дети. Памятуя о том, что «народ – дитя», это совсем не удивительно. Ленин стал не только плакатным персонажем, на котором зарабатывали профессионалы, но и героем сказок – самых настоящих. Некоторые из них есть в уникальном издании 1938 года «Ленин и Сталин в творчестве народов СССР».
Таджикское сказание «Ленин и Кучук-адам» записано в Канибадаме в мае 1925 года со слов слепого старика-маддаха (рассказчика, бродячего певца).
Как и положено в сказке, о приходе в мир великого героя возвещают не люди, а степи и звезды. Враги его ищут помощи у злого колдуна, имя которого означает «человек-собака».
«Позвали его на совет богачи и сказали:
– Кучук-адам! Ты помогал нам властвовать, и мы награждали тебя. Ты помогал нам убивать и грабить, и мы награждали тебя. Помоги нам уничтожить Ленина, и мы выстроим тебе золотой дворец, осыплем его алмазами и поселим в нем сорок четыре девушки, равных которым по красоте не видала земля и которых ты возьмешь себе в жены.
Кучук-адам ответил:
– Дайте мне сто таких дворцов, четыре тысячи четыреста жен, дайте мне десять тысяч рабов, наполните мои подвалы алмазами, наполните стадами мои земли, дайте мне сто тысяч танапов (0,6 га. – А. Г.) виноградников, и я убью Ленина!
Богачи дали все это Кучук-адаму и прибавили каждый от себя по перстню, и один перстень, подаренный Кучук-адаму Кара-адамом, имел силу делать носителя его невидимым.
Вышел Кучук-адам с совещания и пошел домой. Дома раскрыл он черные книги, жег волшебные травы, а после убил ребенка и, смешав его кровь с пеплом от трав, прочитал слова из черной книги и стал смотреть в кровь».
Однако на стороне Ленина было все чистое творение (более того, воробей, жаба и белый червь жертвуют собой ради его победы), и потому человеко-собаке не помогли ни волшебные перстни, ни пояс богатыря Али, ни чернокнижные знания… Правда, в финале Ленин все-таки умирает, уже как человек, а не герой, и «горы, по которым ступал он, лили слезы о нем, и вздыхало небо о нем громами».
В узбекском сказании «От месяца и звезды родился Ленин», герою «с мозолистыми руками дехканина» противостоит ок-илен, змея-стрела (видимо, гюрза), не пускающая его к источнику жизни…
Есть и русская сказка «Скоро проснется Ильич», записанная в Вятской губернии в 1925 году. Там Ленин устраивает мистификацию, с намерением узнать, сможет ли страна жить без него.
«…Посылает своего посыльного к главному советскому доктору. Приходит доктор, а Ленин ему и говорит:
– Можешь сделать так, чтобы я умер, только не совсем, а так, для виду?
– Могу, Владимир Ильич, только зачем же это?
– А так, – говорит, – хочу испытать, как без меня дела пойдут. Чтой-то все на меня сваливают, во всяком деле мной загораживаются.
– Что ж, – отвечает доктор, – это можно. Положим тебя не в могилу, а в такую комнату просторную, а для прилику стеклом накроем.
– Только вот что, доктор, чтобы это было в пребольшом промежду нас секрете. Ты будешь знать, я, да еще Надежде Константиновне скажем.
И скоро объявили всему народу, что Ленин умер».
На самом деле Ильич, переодевшись, шастал из мавзолея по разным учреждениям, начиная с Кремля, по предприятиям и деревням. Убедившись, в конце концов, что страна может и без него, Ленин обрадовался и «в мавзолей лег успокоенный, спит вот уже много дней после своих странствований». Однако это не смерть, а некое осознанное отсутствие. «Теперь уже наверно скоро проснется. Вот радость-то будет! Ни словами не расскажешь, ни чернилами не опишешь».
Какое отношение все это имеет к реальному Ленину? Никакого. Но иллюзия реальна, как и то, что мы называем реальностью: они могут существовать, независимо друг от друга.
