С некоторых пор установилась традиция: в канун памятных дат, означающих окончание войн, призывать бывших врагов к окончательному примирению, что само по себе хорошо – мириться всегда лучше, чем враждовать.
Беда лишь в том, что войны, отформатировавшие на десятилетия вперед как отдельные страны, так и весь мир, не уходят безвозвратно – они продолжаются в других, невоенных формах, несмотря на все мирные договоры. Вчерашние побежденные могут взять реванш, потом – вчерашние победители…
Призывы к примирению, окончательному и бесповоротному, – дело благостное, но куда более сложное, чем кажется. Хотя бы потому, что слишком сложен вопрос: с чем, с кем и ради чего мириться?
Касается это не только предстоящего Дня Победы.
Ровно 160 лет назад в США началась гражданская война, в которой промышленный Север одержал победу над аграрным рабовладельческим Югом. Торговля людьми была запрещена, невольники получили свободу.
Но побежденный Юг поквитался уже через пять дней после своей официальной капитуляции убийством Линкольна. Которое, в свою очередь, стало началом другого, ползучего реванша южан – имеются в виду сегрегационные нормы, законы и традиции, вроде судов Линча, продержавшиеся более столетия, вплоть до начала 70-х годов прошлого века.
В стране, которая делила с нами контроль над миром и уже побывала на Луне, граждане разных цветов кожи не только учились в разных школах и колледжах, но и пользовались разными автобусами, туалетами, умывальниками…
Однако пройдет несколько десятилетий, и белым будет приказано бухаться на колени перед черными, целовать их в сандалеты и каяться в грехе рабовладения, даже если такого греха в чьей-то биографии не числится: движение BLM – идеологический реванш Севера, пусть и извращенный до нелепости.
Наследники южан, глядя на все это, сидят в закутке и точат ножи – идейные, и не только…
Утверждения, что такой способ национального примирения только разваливает страну, имеют под собой основания, хотя бы потому, что ведет к унижению огромного числа людей, и привычный порядок вещей перевернут с ног на голову.
Сто лет назад остатки разбитой белой гвардии покинули Крым, что стало своего рода окончанием Гражданской войны на юге России.
Все семь десятилетий Советской власти это событие – равно как и прочие того же рода – подавалось как безусловный триумф победителей, на стороне которых была сама Правда, а у побежденных – неправда и тьма. Как говорил булгаковский полковник Турбин: «Россия не с нами – Россия против нас».
Но после развала СССР прежняя однозначность была нарушена, а по сути, перевернута с ног на голову: поручики голицыны превратились в благороднейших рыцарей, а комиссары в пыльных шлемах – в беспросветных злодеев, коими еще вчера были упомянутые поручики.
Собственно, это и был белогвардейский реванш в не угасшей Гражданской…
Появились, однако, и примирительные символы. Одним из первых стал установленный в Иркутске памятник Колчаку, на постаменте которого два воина, в фуражке и буденовке, стоят друг против друга, опустив оружие. Памятник спровоцировал идейные бури, причем с обеих сторон, но все же устоял. (А некоторые не устояли – как памятник последнему императору, взорванный в Подмосковье, равно как и памятник Ленину в Питере…)
Такие же бури уже вызывает и новый монумент в Севастополе, посвященный столетию крымского исхода: белогвардеец и красногвардеец стоят у подножия 25-метрового постамента, увенчанного золотой фигурой, символизирующей Родину, – она, единая для всех, и должна примирить.
Но уже с одной стороны доносится, что это «примирение раба с ошейником», с другой – говорят о примирении с безбожниками.
Но такие монументы все же надо строить, потому что из всех видов войн именно гражданские надо прекращать всеми силами – смирением, прощением, знанием, пониманием – уже потому, что они есть прямое разрушение страны, под обломками которой гибнут и правые, и неправые.
Страна – одна, ради нее надо мириться, признавая свои грехи и прощая чужие.
Хуже всего, когда призывы к примирению начинаются там, где их быть не может. И не должно быть. Все тот же развал Союза стал началом реванша побежденной нами Европы, где – без всякого, кстати, намерения мириться – ринулись переписывать, а точнее, переворачивать историю с ног на голову.
О примирении же загалдели у нас прежде всего те, кого Шолохов называл «литературными власовцами» (они же киношные, газетные, педагогические и прочие), стараниями которых в нашей культуре появился «добрый немец», а в кино так и вовсе прописался.
Казалось бы, с правнуками тех, кто зверствовал у нас, теперь и вправду делить нечего. Но стоит допустить, что тот «добрый немец», явившийся с недвусмысленным, тысячекратно им же прописанным и подтвержденным делом, намерением уничтожить страну и народ, был хоть на миллиметр прав, – и появится разрастающаяся брешь, от которой потонет весь корабль.
Это обнулит собственные жертвы и, что еще важнее, собственную правду, которая помогла спастись и победить. «Примирение» в этом случае означает только признание собственного поражения.
Есть войны, которые надо всеми силами стремиться закончить. И есть войны, которые надо продолжать – пусть и невоенным способом…
