Когда главным мировым переживанием является пандемия коронавируса, нелишне будет вспомнить, что это, мягко говоря, не первое испытание «моровым поветрием». Может быть, одно лишь простое сравнение того, что было давно, и того, что происходит сейчас, кому-то поможет избавиться от ненужных переживаний.
Недавно прочел на одном православном портале притчу.
Встретились на дороге монах и чума.
– Куда собралась? – спрашивает монах.
– Да вот, хочу в твой родной город зайти, тысячу человек забрать.
Встретились там же через месяц.
– Что ж ты мне врала тогда, что тысячу человек заберешь, а забрала шесть тысяч? – возмутился монах.
– Ничего я тебе не врала, – отвечает чума, – тысячу обещала – тысячу и взяла. Остальные пять тысяч от страха померли.
Испугаться не успеешь
Есть подозрение, что этот остроумный сюжет придуман совсем недавно, по эстрадному принципу «утром в газете, вечером – в куплете». Потому что элементарные знания об истории чумы – хотя бы только ее – убеждают, что она попросту не оставляла возможности умереть от страха. Летальность во время эпидемий составляла от 95 процентов (бубонная форма) до 99 (легочная форма) в течение от одного до четырех, максимум семи дней.
Архидиакон Антиохийской церкви, писатель Павел Алеппский, оказавшийся в России во время чумы 1654–1655 годов, рассказывал в своих записках:
«Стоит, бывало, человек, и вдруг моментально падает мертвым; или: едет верхом или в повозке и валится навзничь бездыханным, тотчас вздувается, как пузырь, чернеет и принимает неприятный вид».
Русская эпидемия по сравнению с теми, что терзали другие части света, оказалась скоротечной – с ноября по январь, – и количество ее жертв не подсчитано: называют цифры от десятков тысяч до сотен тысяч. Но есть наблюдения очевидцев, которые позволяют представить масштаб бедствия. Одно из них принадлежит патрону Павла, Антиохийскому патриарху Макарию Третьему – он был в числе тех высших представителей православных церквей, которые приехали в Россию помогать Никону с его реформами.
Эпидемию высокий гость пережидал в Коломне – Москва была закрыта, но чума добралась и до этих земель.
«Бывало, когда она проникала в какой-либо дом, то очищала его совершенно, так что никого в нем не оставалось. Собаки и свиньи бродили по домам, так как некому было их выгнать и запереть двери. Город, прежде кишевший народом, теперь обезлюдел. Деревни тоже, несомненно, опустели, равно вымерли и монахи в монастырях.
Животные, домашний скот, свиньи, куры и пр., лишившись хозяев, бродили, брошенные без призора, и большею частью погибли от голода и жажды за неимением, кто бы смотрел за ними.
То было положение, достойное слез и рыданий. Мор, как в столице, так и здесь и во всех окружных областях, на расстоянии семисот верст, не прекращался, начиная с этого месяца, почти до праздника Рождества, пока не опустошил города, истребив людей».
Все же Макарий упоминает случаи, когда чума давала возможность умереть от страха. «Часть священников умерла, а потому больных стали привозить в повозках к церквам, чтобы священники их исповедовали и приобщили Святых Тайн. Священник не мог выйти из церкви и оставался там целый день в ризе и епитрахили, ожидая больных. Он не успевал, и потому некоторые из них оставались под открытым небом, на холоде, по два и по три дня, за неимением, кто бы о них позаботился, по отсутствию родственников и семейных. При виде этого и здоровые умирали со страха».
Для человека того времени было очевидно, что смерть без покаяния – хуже собственно смерти.
Вообще, если считать, что практически любая религия есть подготовка к переходу в мир иной, то у людей Средневековья было неизмеримо больше оснований для религиозности – хотя бы потому, что к смерти они находились неизмеримо ближе, чем мы.
Нам уже трудно представить, что каких-то сто лет назад зубы вырывали без наркоза, а времена, когда медицина была бессильна перед эпидемиями, – почти невозможно. Тем не менее это было именно так.
Добавлю, что в те же годы чума свирепствовала в Италии – только в Неаполе забрала 400 тысяч человек, а через десять лет – сто тысяч в Лондоне…
Счет на миллионы
Упомянем лишь некоторые из эпидемий, навсегда оставшихся в памяти человечества.
Юстинианова чума – пандемия, продолжавшаяся с перерывами от года до 20 лет, охватившая практически всю территорию Византийской империи и Британские острова. Началась в 541 году в Египте, за 200 лет убила от 60 до 100 миллионов человек. В Константинополе на пике эпидемии в 544 году, по свидетельствам историков, ежедневно умирали от пяти до десяти тысяч.
С 1100 по 1200 год чума унесла миллион жизней в Индии, Китае, Средней Азии, Палестине, Сирии, Египте. Пандемия совпала с началом крестовых походов, и потому удивительно, что крестоносцы не привезли заразу домой.
Однако ужасный черед Старого Света еще наступит…
Черная смерть в 1346–1353 годах унесла, по разным оценкам, около 35 миллионов, то есть треть населения Европы. (Для наглядности – на территории нынешней Франции жили примерно 13 миллионов, в Англии – 3 миллиона.)
Чума зародилась на территории современной Киргизии, затем торговыми путями попала в Крым, затем в Европу. Людские потери в Азии неизвестны, но, по самым примерным подсчетам, они были огромны. И поскольку чума не проникла в Китай, могли бы быть еще больше.
В XIX веке начала распространяться малоизвестная в Европе холера – ранее эта болезнь была бичом Южной и Юго-Восточной Азии, но великие колониальные державы, Британия прежде всего, помогли сделать ее бичом всемирным.
В 1816–1826 годах от холеры умерли более десяти тысяч британских солдат, количество погибших местных жителей не подсчитано, но можно представить его хотя бы примерно – когда эпидемия перекинулась в Индонезию, только на острове Ява умерли более ста тысяч человек.
Всего за сто лет, до 1917 года, на территории Индостана погибли от этой болезни не менее 38 миллионов.
В 1830 году холера проникла в Российскую империю. За год, по официальным данным, заболели 466 457 человек, умерли 197 069.
Энергичные, но далеко не всегда разумные меры правительства по борьбе с эпидемией (почти весь юг и Центральную Россию перевели на военное положение, войска имели приказ стрелять по нарушителям карантина) спровоцировали известные «холерные бунты», которые разразились в обеих столицах и в других городах, причем подчас принимали радикальные формы: к примеру, в Тамбове горожане захватили в заложники губернатора, а Севастополь на пять дней оказался в руках восставших.
В конце концов усмирять бунтующих взялся сам Николай I, и у него это получилось…
Кстати, те же заботы почти в то же время были и у австрийского императора – бунтовало Закарпатье, где только в четырех округах холера и голод убили более 56 тысяч человек.
Примерно столько же умерло в Великобритании, в Венгрии – вдвое больше, а в США с 1832 по 1849 год жертвами холеры стали более 150 тысяч американцев.
Часто бывало и так, что эпидемии и войны приходили одновременно: во время Первой мировой только в России и Польше от тифа умерли три с половиной миллиона.
Испанский грипп, разразившийся в Европе, а затем и по всему миру, в 1918–1920 годах, по разным подсчетам, унес жизни от 50 до 100 миллионов человек, то есть от двух с половиной до пяти процентов населения Земли.
Все эти ужасы – точнее лишь ничтожная часть того, что было на самом деле, – призваны напомнить, что пришлось пережить нашим предкам, очень далеким и не очень, прежде чем чума, холера, оспа, тиф стали историей.
Наука и государства научились держать их в узде, и с нынешним вирусом справятся. Еще раз посмотрите на цифры – а ведь мы не так уж плохо живем…
