Однако, согласно новомодной поговорке, продолжали грызть кактус… Такой вот мышью ощущаешь себя, когда пытаешься вникнуть в культурную повестку дня.
Уже давно не секрет, что искусство советского времени – прежде всего кино и эстрада – переживает эпоху Возрождения. Фильмы, снятые в СССР, собирают в интернете миллионы просмотров, сопровождаемых бесконечными вереницами комментариев, общий смысл которых сводится к тому, что перед нами шедевр (даже если это просто неплохое кино), все актеры – гении, и вообще «ведь умели же…».
Судя по тем же комментариям, ностальгирующие зрители хоть и преобладают, но не радикально – молодежи немало.
Желающих подвести идейно-политическую базу под этот ренессанс также пруд пруди, особенно среди закоренелых любителей порассуждать о коллективной «природно-рабской душе». Но у этих интерес другой, совсем не культурный.
Причина же ренессанса, точнее одна из них, в том, что искусство того времени (не только кино) жило с негласной, но почти непререкаемой установкой «смотреть вверх», т. е. искать в незаметном великое, видеть человека и вообще жизнь значительнее, трагичнее, глубже, поэтичней, чем они есть.
Именно поэтому главный обобщенный персонаж советской эпохи – провинциал, рядовой труженик. Из него росло все – от очевидных шедевров до облитературенной пропаганды.
Та советская установка вступает во враждебное противоречие с нынешней – такой же негласной, но железной – «смотреть вниз».
Людей и вообще жизнь следует видеть проще и глупее, чем они есть или кажутся; за величием прячется низость, за всяким подвигом – преступление, и нет ничего более грязного, чем «чистая правда». Преобладающий персонаж – обитатель мегаполиса, «не такой, как все», скептик, разоблачитель, герой-одиночка.
Помимо самих установок, в разительном несоответствии находится и уровень мастерства.
Конечно, это не универсальная схема, есть в ней исключения и противоречия. И не то чтобы человеку разумному были совсем неинтересны мелкие страсти, но так уж он устроен, что необходимость вслед за творцами постоянно «смотреть вниз» вбивает его в тоску.
Он ищет, куда бы сбежать, и, если в современности никакой спасительной двери не окажется, бежит в прошлое. Особенно нелегко приходится гражданам не только разумным, но и наделенным повышенной эстетической чувствительностью и требовательностью.
Но беда в том, что и в прошлом остаться насовсем невозможно, и в настоящем спасительных дверей что-то не видится, – остается плакать, но грызть кактус.
Поросенок из одной детской пьесы, прочитав своей воспитательнице-курице неприличную поэму, заявил в свое оправдание: «Других стишков у нас в свинарнике не было, а совсем без поэзии жить нельзя».
Культура – это то, что творится ежедневно, а не одни лишь бессмертные творенья из прошлых эпох.
Могут, конечно, сказать – ну ведь не все же так беспросветно. Да, конечно, не все. С одним небольшим пояснением: в советские времена установка «смотреть вверх» принималась огромными корпорациями – киностудиями, творческими союзами и т. д. – и активно отрицалась лишь малым числом отщепенцев, творивших скандально и большей частью подпольно.
Сегодня отщепенцами стали те, кто «смотрит вверх», их творчество – точечное, единичное, несистемное, а корпорации организованно «смотрят вниз». Кинопромышленность производит либо скандалы, либо нечто постыдно-незаметное – в последние годы уже почти без исключений.
И когда Гильдия кинокритиков и киноведов официально провозглашает лучшим кинематографистом Навального с его фильмом про дворец, а жюри Московского международного кинофестиваля дает Гран-при оплеванному всеми, действительно ублюдочному «Блокадному дневнику», и во всех прочих похожих случаях – не надо забывать, что это не выверты одиночек, а дело корпораций, своего рода фабрик по производству и оформлению культуры.
Проект с засылкой на «Евровидение» композиции про «рюськи женьщин», придуманной поперек любой эстетики, также не частная дурь двух-трех представителей дирекции, но работа большого коллектива. Можно сколько угодно ругать литературу, изображающую «вечный ГУЛАГ» и потому скучную, предсказуемую и по большому счету лживую, но огромная медийная машина настроена именно на нее.
То же самое можно сказать о производстве популярной музыки и прочих облегченных зрелищ.
Культпотребитель под таким индустриальным напором оказывается перед выбором – уходить в культурные диссиденты либо оставаться той самой мышью. Ни то, ни другое состояние вечно длиться не могут, ибо и «в карете прошлого далеко не уедешь», и плакать, но грызть тоже никуда не годится…
Хотя многие уже не плачут, наоборот, говорят, что остренько и в целом вкусно.