В День памяти и скорби надо вспомнить о том, что вторжение «двунадесять языков» было вовсе не частным случаем, а исторической тенденцией. Отсылающей, в свою очередь, к простому вопросу: если так, всей компанией, постоянно к нам лезут, то – почему? Ненавидят? Или у нас чем-то там особенным намазано?
К началу XIX столетия обнаружилось, что Россия подвергается натиску не отдельных стран, а коалиций, которые нынче принято называть «коллективным Западом». Внешне это была реакция на появление в Европе нового, созданного Петром Великим, геополитического игрока, перемешавшего все карты… Но вскоре сама Россия стала фактором сплочения государств, часто враждовавших друг с другом, перед лицом некой новой силы, чуждой всему германо-романскому миру.
Каждой твари по паре
В почти миллионной армии Наполеона, вторгшейся в наши пределы 210 лет назад, подданные французского императора составляли менее половины, а по сути это была «сборная Европы» – пруссаки, поляки, австрийцы, испанцы, португальцы и прочие.
Следующую масштабную войну – Восточную, которую чаще называют Крымской (1853–1856), – России объявляет также коллективный враг – две империи, Британская и Оттоманская, Франция и Сардинское королевство. Этнический состав не менее пестрый, чем при Наполеоновом нашествии.
Гражданская война 1918–1922 годов сопровождалась иностранной интервенцией – и здесь также почти весь европейский «интернационал», а также США и Япония – в целом 14 государств, решивших поживиться на разграблении погибшей Российской империи.
И, наконец, 22 июня 1941 года – история повторяется, пусть и в несколько измененном виде, поскольку англосаксы, неизменное ядро коллективного Запада, оказываются нашими союзниками – как это было и в Первую мировую. На стороне Германии – Венгрия, Румыния, Италия, Словакия, Хорватия, Болгария, Финляндия. Однако фактически гитлеровский «интернационал» оказался шире всех предыдущих – каждой твари по паре, включая граждан Бельгии, Люксембурга, Испании, Дании, Скандинавских стран…
Почти сразу после Победы бывшие союзники готовят новую коалицию против СССР, которая окончательно оформится в 1949 году после Фултонской речи Черчилля и создания блока НАТО. Но уже в сентябре 1945 года в США, в то время единственного обладателя атомного оружия, начинается работа над секретным планом нанесения массированного удара по нескольким десяткам важнейших целей на нашей территории. Утвердили его в декабре сорок девятого под кодовым названием «Дропшот», которое представляет собой англоязычную абракадабру, «чтоб никто не догадался», как говорил Балбес из «Операции «Ы»… Кстати, это был не единственный план – над похожими проектами превентивной войны работали в Британии. Формально, как и принято в «демократиях», цели у этих военных разработок были сугубо «оборонительные» – в частности, предотвратить массированное вторжение Советского Союза в Европу, хотя вчерашний союзник подобных намерений не обнаруживал… Однако фактическая цель была очевидна – воспрепятствовать возросшему мировому влиянию страны-победителя, нанести удар, когда еще не залечены его раны, и, наконец, оправдаться (хотя бы перед собой) за ситуационное союзничество с русскими в двух мировых войнах.
Сомнения иностранцев
О том, что в «европах» нас не любят уверенно и дружно, образованные русские люди начали задумываться вскоре после того, как Петр попытался сделать из нас ту самую Европу. С геополитических позиций – весьма удачно. Со всех прочих успех был весьма сомнителен. Хотя вроде бы все у нас европейское – одежда, названия учреждений, календарь, и целое поколение дворян выросло, усваивавших чужие языки раньше, чем родной, не говоря уж о внешности, которая у нас вполне европеоидная… А все равно Запад нас своими не считал. И даже хуже…
Алексей Степанович Хомяков, философ и публицист, в 1845 году публикует статью «Мнение иностранцев о России», в которой пробует понять природу этой с виду странной антипатии.
«Странно, что Россия одна имеет как будто бы привилегию пробуждать худшие чувства европейского сердца. Кажется, у нас и кровь индоевропейская, как и у наших западных соседей, и кожа индоевропейская (а кожа, как известно, дело великой важности, совершенно изменяющее все нравственные отношения людей друг с другом), и язык индоевропейский, да еще какой! самый чистейший и чуть-чуть не индейский; а все-таки мы своим соседям не братья.
Недоброжелательство к нам других народов, очевидно, основывается на двух причинах; на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде пред этою самостоятельною силою, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов. Отказать нам в наших правах они не могут: мы для этого слишком сильны; но и признать наши права заслуженными они также не могут, потому что всякое просвещение и всякое духовное начало, не вполне еще проникнутое человеческою любовью, имеют свою гордость и свою исключительность. Поэтому полной любви и братства мы ожидать не можем, но мы могли бы и должны ожидать уважения. К несчастью… мы и того не приобрели».
Несколькими десятилетиями позже Александр III произнесет свою знаменитую фразу о том, что нет у нас союзников, кроме армии и флота, и объяснит почему – «огромности нашей боятся».
Но дело не только в огромности. Западное сознание в основе своей – колониальное; пространства на востоке ему виделись как некая неосвоенная пустота, которую по какому-то великому недоразумению удерживает народ, внешне непохожий на тех, с которыми они встретились в Америках, в Африке, в Азии. По сути, недоразумение можно разрешить только одним способом – «Дранг нах Остен». А клич этот вовсе не Гитлер придумал, он, так сказать, выражал «вековые чаяния» и предпринял энергичную попытку недоразумение разрешить. «Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе. Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены» – так сказано в «священной» книге германского нацизма. Следующие вожди повторяли на разные лады ту же самую мысль (как, например, мадам Райс, искренне недоумевавшая, почему Сибирь принадлежит только одной стране), поскольку она не только давняя, но и общая.
