Все помнят финальный эпизод из повести Бориса Васильева «В списках не значился», где немецкое подразделение во главе с генералом отдает честь лейтенанту Плужникову – последнему защитнику Брестской крепости.
Для советских времен это был своего рода прорыв, поскольку официальное понимание врага не оставляло ему и малейших прав на благородство.
Да, вермахт порушил все ранее существовавшие кодексы ведения войны – большая часть злодеяний против пленных и мирного населения приходится именно на немецкую армию, а вовсе не на СС и всяческие карательные отряды. Но за пределами советского официоза, в сознании воевавших, в том числе лиц высших рангов, оставалось представление о том, что враг в известном смысле персона, достойная уважения.
Хотя бы потому, что он силен, умен и так же рискует своей жизнью. Пусть даже во имя дьявольских идей. Собственно, таким же прорывом, как повесть Васильева, стали «Семнадцать мгновений весны», где показано, что воевали мы совсем не с дураками и ничтожествами, и тем неизмеримо выше становилась цена Победы.
Во время войны «холодной» враг принципиально не изменился – он во всех смыслах плохой парень, но по-прежнему умен, силен, коварен, и относиться к нему надо всерьез, и не только потому, что он того заслуживает, а чтобы и самим не обмишуриться. Проигрывает тот, кто считает врага слабым, ничтожным.
Но за последние лет двадцать все изменилось. Наблюдая за очередной серией позорной эпопеи с ликвидацией памятника маршалу Коневу в одном из районов Праги, в очередной раз убеждаешься в том, что деградация образа врага – одна из самых очевидных деградаций нашего времени.
Дело-то вовсе не в том главе райадминистрации, который сейчас прячется от «русских отравителей», агентов кошмарных ФСБ, ГРУ, КГБ, ГУЛАГа и вообще всех совокупных сил зла, обитающих в коллективном детском сознании коллективного Запада… Чехи вообще уже полтысячи лет живут не своим, а немецким, советским, теперь вот американским умом.
Важно, что и этого глупенького парня, и его далеких старших товарищей мы уже не можем считать врагами в старинном смысле этого слова. Как нельзя считать врагом персонажа, который подкладывает под задницы канцелярские кнопки, пластилин, жевательную резинку, пишет на заборе нехорошие слова с конкретным адресатом (это о переименовании в «площадь Немцова» пространства перед нашим посольством), плюет с балкона на макушки и гогочет, когда попадает.
Как говорила чертова мама из замечательного советского мультфильма: «Как время летит! Вот ты уже и до мелких пакостей дорос», – и я вместе с ней так говорю. Причем дорос не столько пражский начальник – он, похоже, от природы такой, – сколько его высочайшие начальники и вдохновители.
Наивная и пошлая история со Скрипалями – а до нее была куча подобных историй – требует продолжения. Но такого, чтобы никто не убился, не ушибся, не поцарапался, и чтобы ни одно животное при съемках не пострадало.
Смотрит наш человек, особенно поживший, и недоумевает – это, пардон муа, тот самый Пентагон, та самая американская военщина, от которой я в детстве прятался под толстым одеялом? Не верю.
А придется поверить. Бывают, конечно, исключения. Доходило до того, что били по пассажирским самолетам, чтобы об этом напечатать в крупнейших газетах уже в момент падения самолета. Жгли живьем людей в Одессе, не говоря уж о чудовищных свидетельствах гражданской войны на Украине.
Но все прочее сводится к таким вот сюжетам вроде бронзового Конева, который не надел маску во время эпидемии, и вообще к невероятному человеческому измельчанию лидеров и обществ. Может быть, именно потому мы и считаемся «дикими», что измельчание нас тотально не охватило… Хотя, не надо благодушествовать, та же зараза и до нас добирается.
Но, по крайней мере, есть понимание, что никакой настоящий генерал – пусть даже вражеский – не будет салютовать мелкому пакостнику.
А пакостник нынче хорошо одет, бородка отформованная, разбирается в мировых кухнях, путешествует, говорит на разных языках, занимается мелкой благотворительностью, в курсе передовых идей, зверушек любит, жену (мужа) не бьет, в театры ходит, владеет IT, может порассуждать о высоком, верует в половое многообразие и сам к нему причастен, – то есть во всех смыслах экземпляр положительный.
Ну как такого душку считать врагом?