Власти Днепропетровска, по-нынешнему Днiпро, объявили о разрыве побратимских отношений с Улан-Удэ, Самарой и Красноярском.
В ответ мэр нашей краевой столицы Эдхам Акбулатов сказал: «Мы будем рады видеть жителей Днепра у нас». Напомню, Красноярск побратался с этим городом в 2007 году, в свете чего проводились совместные культурные мероприятия, ярмарки, муниципальные чиновники обменивались опытом и т. д.
Само по себе украинское решение ничего удивительного не представляет: в действительности и так уже все разорвано на куда более высоком уровне, осталось только парафировать это на местах. Более того, решение днепропетровского горсовета носило дежурный характер: в последние месяцы прошла целая кампания разрывов, начиная с Киева, прошла гладко и почти бесшумно. Еще года полтора назад некоторые украинские муниципалитеты пытались хорохориться – к примеру, одесские власти поначалу отказывались признавать Россию страной-агрессором, кое-какие взбрыки наблюдались в других городах, но вскоре все уладилось и с Одессой, и с прочими. Административный механизм смазан, подтянут (как уж там его подтягивали и смазывали – не знаю, хотя представить могу), и если завтра поступит команда побрататься с инопланетянами, перейти на латиницу, утвердить что-то еще, лишь бы назло русским, – все будет исполнено. Такое вот простое правило жизни.
Что же касается «всегда будем рады видеть у нас», то, разумеется, это из области обычной вежливости и благих пожеланий – хотя бы потому, что нацизм среди многочисленных российских грехов не значится. Но в действительности такие вот контакты «поверх барьеров» – вещь более чем проблематичная. Приехать к нам, конечно, можно, и приезжают, только с билетом в один конец. Но надо признать, что ситуация, когда власть отдельно, простые люди отдельно, – сейчас не более чем мечта. Двадцатилетняя промывка мозгов, над которой у нас весь этот срок посмеивались, дала результат. Когда в самом разгаре была война, у нас одним из самых распространенных житейских сюжетов – ругань с украинскими родственниками, которые «на той стороне». Пересказывать, кто что говорил, смысла нет, поскольку это был разговор между людьми, уже не слышащими друг друга, и чаще всего – последний разговор.
Тогда и начался настоящий разрыв. Пошел там, где, казалось бы, ждали его меньше всего. Дочь моего евпаторийского приятеля года за три до войны вышла замуж за парня из Днепропетровска, и когда началась история с возвращением Крыма, слала родителям проклятья. Потом уехала с мужем в Италию работать в обслуге – традиционная профессия украинских женщин в этой стране, – и жизнь там не заладилась. Тональность писем начала меняться, будто возвращался прежний человек. В конце концов мать написала ей: ты же помнишь, что у тебя есть свой дом, ты всегда можешь вернуться, если уж совсем тяжко станет. Но тут как обрезало: не могу, пишет дочь, ехать в страну, которая отняла у меня родину. Какая родина? – недоумевала мать, – ты же в Советском Союзе родилась, в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году! Но дочь будто не слышит, свое твердит… И, видимо, это не совсем тот, самый легкий для осмысления, вариант – «они там все запуганы». Просто человек этот – действительно патриот. До мозга костей. Таким его, как-то незаметно для абсолютно русских родителей, воспитали школа и жизнь. Переломить такой патриотизм трудно – видимо, он пойдет на убыль, когда зачахнет и помрет сам патриотический объект.
Да и «они запуганы» тоже не стоит сбрасывать со счетов, потому как почти каждый человек тысячами нитей привязан к действительности, и разорвать их разом далеко не всякий решится – разве что судьба подтолкнет.
А она, бывает, так подталкивает, что все видится в ином, совсем в ином свете. Три года назад «НКК» рассказал историю одной девушки с Западной Украины. В Дивногорске она, администратор бродячего цирка, оказалась по работе. Сбегая от мужа-алкоголика (и непосредственного, кстати, начальника), выпрыгнула из окна, получила сильнейшую травму позвоночника. Ей не помогли ни украинское землячество, ни консульство в Новосибирске – местные «ватники», узнав о такой беде, собирали ей деньги на лечение, приносили еду, предлагали жилье – бесплатно. Теперь у нее все хорошо – снова замуж вышла, ребенка родила и пишет иногда – так, будто ничего в мире за эти три года не произошло и никакие связи не разорваны. Это и есть пример той самой «народной дипломатии», о которой мечтают, – к несчастью, пример почти уникальный.
Что же касается потерянного города-побратима, то у Красноярска их полтора десятка. А Днепропетровск подождет до лучших времен. Мы о нем помним.
На фото: «башни-близнецы» на набережной Днепропетровска
