Борис ГОЛДОВСКИЙ, один из крупнейших историков и теоретиков кукольного театра, приехал в Красноярск на торжества в честь 80-летия Красноярского театра кукол и на приуроченный к юбилею Урало-Сибирский форум «Раздвигая границы возможного: театр кукол в XXI веке». Разумеется, мы не могли упустить возможности встретиться с человеком, знающим, что происходит «за ширмой», причем не только в нашей стране и в наше время.
– Борис Павлович, каждый человек, черпающий информацию из телевизора и Интернета, знаком с биографиями артистов театра и кино. А вот кукольники, как были «за ширмой», так и остаются. Вы посвятили кукольному театру всю жизнь: с чего началась эта любовь?
– Наверное, как и у всех кукольников – случайно. И, думаю, не только у меня, но и у Сергея Владимировича, с которым мне довелось поработать несколько лет… Может, это и высокие слова, но в душе почти каждого человека ютится такая вещь – «принести пользу». Да, я с детства любил театр, хотя семья у меня совершенно инженерная – кто в авиации, кто в космосе. Отец был довольно известный авиаконструктор – он очень расстроился, когда узнал, что я, еще учась в школе, собрался идти в театр. Но я тогда не понимал, что это огромный мир с множеством профессий. Я просто хотел там быть, мальчишкой бегал туда. Благо жил в центре Москвы и театров вокруг было много. Мы жили в коммунальной квартире с очень разным населением: в одной комнате – полярник, в другой жила семья концертмейстера Вахтанговского театра, в третьей – водитель, который возил кремлевское начальство, в четвертой – директор фабрики «Свобода», в пятой – сапожник, в шестой – кассирша Театра юного зрителя.
И у меня была такая возможность благодаря соседям: я бегал и в драматический театр, и в кукольный, бегал с большим удовольствием. Тогда в Москве было не такое большое движение, и я смело переходил улицы.
После школы поступал сразу во все театральные институты и, разумеется, никуда не попал. Пошел в театр Моссовета и работал там осветителем. Он в то время был на подъеме – Ростислав Плятт, Фаина Раневская, Любовь Орлова, Вера Марецкая… Поработал там немного, и меня призвали служить на флот. Служил в Кронштадте на замечательном огромном крейсере «Киров», флагмане Балтики. Вернулся – опять попытался поступить в театральный, и опять не получилось. К тому времени я был уже большой, 21 год, появилась семья, учиться уже стало решительно невозможно… Но по случаю удалось мне устроиться на работу в Московский театр кукол, в тот самый, где я сейчас художественный руководитель, и там я поступил в студию.
Сцена из спектакля Московского театра кукол «Щелкунчик»
А поскольку я уже успел поработать осветителем, меня сделали большим начальником по свету. Получал зарплату, учился и, наконец, получил диплом актера-кукольника. Уже будучи актером театра, пошел учиться в ГИТИС, но на театроведческий факультет. Хотя актерская профессия – замечательная, я мог в ней работать, но вдруг понял, что мне это неинтересно. Мне не нравилось, что мной руководит режиссер, мне указывают, что нужно говорить и делать. То есть театр я очень люблю, но что-то во мне сопротивляется. А на факультете у меня был замечательный педагог Павел Александрович Марков, первый завлит у Станиславского и вообще основатель профессии заведующего литературной частью. Он работал вместе с Булгаковым, и Михаил Афанасьевич вывел его одним из главных персонажей «Театрального романа». Да и другие педагоги были звезды. Я много писал как студент курсовые и прочие работы, но однажды Павел Александрович мне сказал:
Знаете что, Боря, присмотритесь-ка вы к театру кукол. Ведь это совершенно пустое пространство в плане истории театра, критики, театроведения, теории. А ведь это театр будущего, совершенно гениальное, древнейшее искусство.
«Крабат — ученик колдуна»
И мне стало интересно, ведь в театре кукол я уже кое-что понимал, работал там. И я начал работать… Написал диплом на тему классики на сцене советского театра кукол. Его хорошо приняли, наверное, потому, что такой темы вообще никто не касался – считалось, что кукольный театр – это «Три поросенка» и не более. После института пришел работать заведующим литературной частью Московского театра кукол – он хоть и находится в столице, на Таганке, но работает для Московской области. Работал я с прекрасным режиссером того времени Виталием Елисеевым. Моя задача – найти тему и автора, который напишет хорошую пьесу на эту тему, работать с автором, чтобы пьеса получилась. Так появилось много друзей – мне очень нравилось сотрудничать с Феликсом Кривиным, с Успенским Эдуардом Николаевичем, который тогда был Эдик, потому что молодой, и в то время только начал работать с Чебурашкой. Он написал для кукольного театра несколько пьес. Например, для нашего Московского театра «Дядя Федор, пес и кот»…
– Постойте, так это сначала был кукольный спектакль?
– Конечно. У Эдуарда Успенского была такая модель работы: сначала он писал повести-сказки, потом, если были предложения, пьесы по ним, а потом – сценарии. Такой путь прошли кроме «Дяди Федора…», сказки «Про Веру и Анфису», «Гарантийные человечки» и другие произведения. Работал я и с Григорием Остером, Григорием Бенционовичем, а тогда Гришей… Для областного театра он написал «38 попугаев», потом эту пьесу поставил театр Образцова, и только после этого появился мультфильм. Сергей Григорьевич Козлов написал пьесу «Львенок и Черепаха»… Сейчас у меня в театре идет его «Ежик в тумане».
«Сказка с закрытыми глазами «Ежик в тумане»»
Сергей Григорьевич был великим поэтом, у него есть замечательные взрослые стихи, но, к сожалению, не помню, чтобы их издавали. Юрий Коваль, прекрасный писатель… Очень хорошее было время. Я много писал для театральных журналов, причем не только о кукольных театрах. Много летал – бывало так, что возвращался с Сахалина или из Владивостока, а на следующий день уезжал в Брест. Живая интересная работа. Так потихонечку появилось у меня имя, свое, скромное, понимание театрального процесса… А потом в одночасье произошло вот что: в 1990 году мне позвонил Сергей Владимирович Образцов и пригласил к себе в театр в качестве руководителя литературной части.
– Вот с этого места поподробнее. Я принадлежу к тому поколению, которое знало только два кукольных театра – свой, местный, и театр Образцова. Каким вы запомнили этого мастера?
– Запомнил я его уже очень пожилым человеком. Поскольку завлит – правая рука главного режиссера, мы с ним два года достаточно плотно общались. О нем я написал свою книжку, тридцатую, крайнюю. Я ее называю документальным романом, поскольку Образцов был очень разным. Конечно же, гением. Но если вы спросите десять человек, которые знали Сергея Владимировича в разные периоды его жизни, то они вам расскажут о десяти совершенно разных людях.
Сцена из спектакля театра Образцова «Турандот»
Для одних он – гениальный артист, для других – гениальный режиссер, для третьих – вздорный старик, которого сделала советская власть, для четвертых дело вообще не в театре и Образцов – лучший в мире знаток голубей.
Он – голубятник отчаянный, у него на даче была роскошная голубятня, многоэтажная. И голуби уникальные. Он их сам приобретал. Когда он появлялся на Птичьем рынке, все знали, что Владимирыч пришел и туфту ему уже не продашь, потому что он сам лучше всех разбирается. Правда, в последние годы у него началась аллергия на голубиный пух. Он над этим шутил. Когда на дачу съезжались гости – а обычно много народу собиралось, он очень гостеприимный был, – Образцов говорил: «Хотите, фокус покажу?» Брал градусник, мерял температуру – вот смотрите, 36,6. Потом поднимался на голубятню, стоял там две-три минуты, и когда возвращался, температура была 38,2. Аллергия… Но он очень любил такие «фокусы». У себя в квартире он собрал роскошную коллекцию – живопись, куклы, какие-то странные вещи… Он очень любил странные вещи, они могли быть очень дорогими либо с блошиного рынка. Например, бутылка, с виду как водочная. Гости приходили, бутылку эту выпивали до дна, потом ее запирали в шкаф, а наутро в ней возникало 50 грамм.
– Как у него это получалось, расскажите?
– Ну, это такой фокус, долго объяснять…. Много вещей он привозил из-за границы, не было на свете такой страны, которую он не посетил бы, да еще и несколько раз.
– Какие-то из этих вещей попадали в знаменитый музей ГАЦТК?
– В музей попадало то, что люди сами приносили в театр, либо они дарились или приобретались, когда театр ездил по миру. Конечно, все это отбирал сам Образцов. А дома – его личная коллекция. Каждая вещь напоминает о каком-то событии, достаточно серьезном в жизни Образцова, его театра, страны, мира. Во время встречи лидеров трех держав в Тегеране в 1943 году он тоже летал в Иран со своими сольными концертами – и оттуда там есть вещи. Я очень рад, что музей-квартира Образцова работает и сейчас, коллекция сохранена.
Сцена из спектакля театра Образцова «Необыкновенный концерт»
– Как вообще удалось создать единственный кукольный театр, который проецировался на всю страну?
– С одной стороны, дело, безусловно, в самой личности Образцова. С другой – ничего такого не могло случиться без той социальной системы и государства, которое тогда существовало.
– Нужен был флагман?
– Безусловно. Должен быть центральный театр, на который все равняются. Может быть, некоторые считают создание такого театра стремлением партии и правительства, и, возможно, это так. Но я, например, знаю, что когда в 1928 году собралась конференция руководителей театров кукол СССР, человек 20–25, и там было решено, что нужна какая-то центральная лаборатория, которая бы делала спектакли, которые можно дублировать в других театрах. Ведь сама профессия была по сути новой – профессиональный театр кукол возник в России в 1916 году. Тогда было несколько крупнейших режиссеров-кукольников – например, Домени, Нина Ефимова…
– Иван Зайцев, последний петрушечник и первый заслуженный артист из кукольников…
– Ну, Иван Афиногенович был уличным кукольником, а это немного не то. Так вот, решали, кто станет руководить этой центральной лабораторией? Естественно, многие считали – или Домени, или Ефимова, потому что они мастера. Образцову же тогда было 28 лет, он считался довольно известным артистом музыкальной студии МХТ, работал на эстраде, в том числе и с куклами, однако к театру он не имел никакого отношения.
Но был такой замечательный и очень влиятельный человек – Николай Дмитриевич Бартрам, который сказал: да, все эти люди хороши, но они уже в прошлом. А у Образцова есть перспектива: он молодой, он художник – как вы знаете, он учился в Академии художеств, но не закончил, – и будущее за ним.
К Бартраму прислушались, и это было очень правильно. У Образцова были связи, он репетировал с Немировичем-Данченко, его отлично знали в театральном мире. Зрители знали и любили его как артиста эстрады. Иосиф Виссарионович приглашал его на все правительственные концерты. Но имя Сталина имело значение для возникновения театра, а не для его роста. Отец Сергея Владимировича все-таки был академик, создатель практически всех железных дорог России. В инженерной среде знали не Сергея Владимировича, а Владимира Николаевича Образцова. Все учились по его учебникам, и в Николаеве его именем назван институт, и улица Образцова в Москве названа в его честь, а не сына. То есть у Сергея Владимировича был ресурс… А кроме того, он был обаятельным, артистичным, умел находить общий язык и с чиновниками, и с художниками, и с поэтами. Наконец, он был гением.
Сцена из спектакля театра Образцова «Снеговик»
Но когда начал организовывать театр, у него была маленькая комната и несколько человек. Кроме того, он сам не знал, как ставить кукольные спектакли. И – вечная история – денег нет. Что делает Образцов? Он зовет Зайцева Ивана Афиногеновича, о котором мы говорили, приглашает в труппу вместе с его замечательной супругой, чтобы тот играл на улице. Он знал, что Иван Афиногенович никогда на сцене играть не сможет, это совершенно не его жанр. И вот Зайцев ходил по московским дворам, разыгрывал своего Петрушку, давал балаганные представления с марионетками и так зарабатывал деньги, которые приносил в театр. На них покупали ткани, дерево и прочее и делали первые спектакли. Так театр рос, в 37-м году ему дали отдельное помещение четвертой студии Художественного театра, где раньше работал Охлопков. Когда Сергея Владимировича не стало, я проработал в его театре 20 лет, все так же завлитом. Потом меня попросили заодно и руководить музеем, потом – руководить труппой. Потом я создал там издательский отдел. Это же не только театр, а огромный интеллектуальный центр. Также я сделал мемориальную квартиру Сергея Владимировича, и она стала успешно работать. Потом на меня повесили еще и режиссеров, художников. То есть какое-то время я проработал там заместителем директора по творческой работе. Объездил почти весь мир, не был только в Новой Зеландии. Работал много, писал книжки, но сейчас на это времени все меньше. Но где-то в 2011 году я почувствовал, что сделал все что мог для театра Образцова, для Хозяина – так его называли. Памятник ему стоит, музей-квартира работает, книжки его переизданы, в театре назначен главный режиссер, очень талантливый человек Борис Константинов. И кроме того, появилось чувство, что приходят не ко мне, а в мой кабинет, где когда-то сидел Сергей Владимирович. Хотелось чего-то своего.
Сцена из спектакля театра Образцова «Турандот»
– В Московский театр кукол вас пригласили?
– Да, но не сразу, а года через полтора, которые я провел не в России – на Кипре писал книжки, летал в Афины читать лекции, бывал на разных фестивалях. Такая жизнь мне нравилась, но чего-то не хватало. А в Московском театре кукол сложилась странная ситуация – в 2011 году его практически расформировали. За два года до этого дирекция набрала новых актеров, дали хорошие деньги, чтобы создать, по сути, новый театр, пришли «эффективные менеджеры». Но вот прошло два года, деньги кончились, «эффективные менеджеры» разошлись, на большой сцене осталось два спектакля, на малой – один, играли их примерно раз в две недели, потому что зрители уже не ходили, денег нет на новые постановки и нет вообще. И тут мне позвонили и предложили принять такой вот театр. Может, я туда и не пришел бы. Но здесь я начинал в 1971 году. Поэтому я согласился. Первые полтора-два года было очень тяжело. Но когда я увидел, что ни один из сильных актеров после моего прихода не ушел, а они могли бы все разойтись, мне стало интересно… Театральный народ – он же, вы знаете, не за деньги работает. Конечно, деньги им нужны, но если ставить их на первое место, то надо идти в другую профессию.
Сцена из спектакля «Гусенок»
– Главная современная религия – успех. У драматического актера есть возможность выхода в кино, на телевидение, а кукольник так и остается за ширмой. Зиновий Гердт – исключение, подтверждающее правило… То есть бескорыстие требуется изначально?
– Знаете, актеры кукольники, они, как правило, интроверты, в отличие от актеров драматических. Не каждому артисту придется по душе спрятаться за куклу. Интроверт может быть отличным актером, но – другим. Хотя, я знаю экстравертов, которые работают в театрах кукол.
– Драматические часто говорят про себя, что они питаются энергией зала – своего рода энергетический вампиризм…
– Да. Но театр вообще – это один из способов передачи энергии. Почему? Вот начинается спектакль, актер выходит – и энергия идет в зрительный зал. А если спектакль талантливый, то энергия обязательно возвращается обратно. Это все не умозрительные рассуждения – эту энергию буквально ощущаешь. Театр тем и хорош – отдал энергию и сразу получил ее. Похоже на большой теннис. В результате такого обмена люди выходят из театра с ощущением некой обновленности. А если спектакль хреновый, то зрители после него еле ползут – это и есть тот самый вампиризм. Забирают энергию и не отдают.
– А за ширму энергия просачивается?
– Ширма для нее – не преграда.
– Познакомившись с вашей энциклопедией «Куклы», понимаешь, что как нет народа без религии, так нет народа без кукол. Хотя нет, про чукотский кукольный театр я, кажется, не слышал…
– Что вы, у чукчей есть замечательные куклы… Куклы – это некий параллельный мир со своими материками. Один материк – театральные куклы, другой – обрядовые, детские игрушки – третий, четвертый материк – авторские, художественные. Этот мир живет параллельно с человеком.
Сцена из спектакля «Щелкунчик»
– Тяга к куклам изначальное человеческое свойство?
– Она появляется с детства. Мы ведь, когда были маленькими, не просто играли в машинку – мы ее одухотворяли, она для нас была живая. Первая кукла возникла, когда первая девочка, Лилит, взяла сучок и обернула его листиком. Или первый мальчик сел на палочку и поскакал на ней как на лошади. Кукла – своего рода посредник, медиум. Вот вы идете по улице, смотрите на витрину, и там стоит классный мужик в классном прикиде, и автоматически возникает ассоциация: как я буду выглядеть во всем этом. То есть эта кукла – манекен – мгновенно перекидывает вас в какой-то другой мир. С детьми происходит то же самое. Религиозные куклы – общение с миром горним. Кукла – это посредник.
Сцена из спектакля «Зайка и его друзья»
– Перед любым театром стоит необходимость современного, злободневного высказывания. Кукольный театр тоже к этому стремился, пока из площадного искусства не превратился в камерное…
– Нет, вы ошибаетесь. Это искусство всегда было и площадным, и камерным. Для разных социальных групп – разный театр кукол. Для ярмарок он площадной, а для герцога – камерный. И в нашей истории это было – Алексей Михайлович, Петр, Екатерина баловались кукольными представлениями, и, естественно, было это не на площади. Попросту это параллельный театр, который живет, в принципе, по тем же законам, что и вообще драматическое искусство. Другое дело, что оно не только драматическое – например, с древних времен есть оперный театр кукол, балетный… Скорее, кукольный театр – вид театрального искусства, это и драма, и опера, и балет, и пантомима.
Сцена из спектакля «Все мыши любят сыр»
– Можно сказать, что русский театр кукол – молодой, если сравнивать с другими странами?
– Можно. Он появляется во второй половине XVII века, когда, допустим, у англичан шекспировский театр «Глобус» уже закрыли, а у нас все только-только начиналось.
– В Японии в то же время пьесы для театра кукол Дзерури писали лучшие драматурги страны…
– Да, писал их так называемый японский Шекспир Тикамацу Мондзаэмон, литератор первого мирового уровня. На его счету больше сотни пьес, и все для театра кукол. Правда, потом их позаимствовал театр. Но который моложе, чем Дзерури.
– А наши петрушечники в то время сочиняли на ходу.
– Да. Сочинять на ходу вообще очень хорошо для молодости.
Досье «НКК»
Борис Павлович Голдовский родился 7 декабря 1948 года в Москве. Советский российский историк и теоретик театра, театральный критик, педагог, драматург, сценарист. Заслуженный работник культуры Российской Федерации, доктор искусствоведения. В 1990 году по приглашению Сергея Образцова возглавил литературную часть Государственного академического центрального театра кукол. С 1998 по 2011 год – творческий руководитель ГАЦТК. Создал международный и издательский отделы театра. С 2014 года – творческий руководитель, а с 2017 года – художественный руководитель Московского театра кукол.
Фото автора, www.mospuppets.ru
