– Умрем мы все. И это, заметьте, говорю я – оптимист по жизни, – Елизавета ГЛИНКА, доктор Лиза, горько улыбается, это ее второе интервью в режиме нон-стоп. В Красноярске она рассказывает о своем опыте руководства общественной организацией «Справедливая помощь» – делится опытом с краевыми благотворительными фондами.
– Я очень не люблю эту фразу, – продолжает Елизавета Петровна, – но говорить ее приходится.
Как и приходится обсуждать темы, о существовании которых предпочел бы даже не задумываться.
– В России сейчас мало кто даже просто знает о паллиативной медицине. И часто общество, стараясь оттолкнуть от себя мысли о смерти, делает вид, что она не нужна в принципе – лечить якобы нужно только тех, кто выздороветь может.
– Я считаю, что нужно помогать всем, кто нуждается. Нельзя делить людей на тех, кому можно помочь и кому нельзя помочь, кто сам виноват и кто не виноват. Я считаю, каждый крик о помощи должен быть услышан. А они взывают о помощи – и бездомные, и умирающие, и малоимущие. Чем можно, нужно помогать, ведь они – живые люди. А у некоторых такое отношение, что есть люди, достойные жить, а есть которые, наверное, недостойны.
– Как давно вы занимаетесь этим в рамках общественного движения?
– Шесть лет.
– Что стало толчком?
– Ничего. Я жила в другой стране, переехала в Москву, потому что заболели мои родители, сначала мама, потом папа, и обнаружила вот эту незанятую нишу. Обреченные, бедные, бездомные предоставлены сами себе – болтаются, не понимая, куда идти за помощью, обивают пороги бесконечного числа приемных, получают бесконечное количество отказов и оказываются, если очень повезет, в больницах скорой медицинской помощи. Кто-то в психиатрических больницах, кто-то остается на улице.
Я постаралась организовать такую структуру, которая обреченных – в социальном плане, в медицинском – направляет в те места, в которых они могут получить помощь.
– Как устроена работа фонда?
– Ежедневно – с октября по март – это кормление бездомных, перевязка и оказание первой медицинской помощи, госпитализация в туберкулезные, психиатрические больницы – по показаниям. Плюс работа с больными нищими на дому, бесплатный патронаж. Это такой хоспис на дому – мы даем пеленки, памперсы, средства по уходу за лежачими больными, обеспечиваем функциональными кроватями, противопролежневыми матрасами. Работаем и с семьями, которые лишены кормильца. У нас есть чудесная семья, в которой умерла молодая мама, остался маленький мальчик с бабушкой, мы им тоже помогаем. Понимаете, это такая категория, которой вроде и есть куда пойти, а с другой стороны – некуда. Или люди не знают, куда идти, или не хотят – бывает и такое. Дети войны, пенсионеры, больные, которых не впишешь ни в одну классификацию. У нас есть 87-летняя женщина, у которой все ветеранские бумажки сгорели вместе с домом. Ей предложили переселиться в дом престарелых, а женщина совершенно подвижная, активная, она говорит: «А я не хочу!» Ей: «Бабушка, вам 87 лет, вам уже пора туда». Бабушка нашла нас, мы восстанавливаем этот дом и документы. Прекрасная память, хорошая физическая форма, приехала отстаивать свои права. Безнадежная она? Да какая безнадежная! Долго она проживет? Вряд ли. Но насильно лишать ее активности никто права не имеет.
Особенность нашей работы в том, что мы выполняем желания – адекватные, конечно, – тех, кто к нам обращается. Не унижая при этом человека. Сохраняя достоинство. Как красиво мы приходим в этот мир и как по-страшному иногда из него уходим. И это очень неправильно, потому что начало и конец земного пути – и то и другое должно быть красиво, бесплатно, доступно абсолютно всем и каждому. Потому что умрем мы все. Мы, общество, не говорим об этом – и, наверное, не надо об этом говорить, но нужно непременно помнить.
– Уровень паллиативной медицины в России сейчас какой?
– Мы в самом начале пути. Паллиативная медицина только в этом году была внесена в федеральный закон о здравоохранении. Право любого гражданина России на получение бесплатной паллиативной помощи теперь гарантировано федеральным законом.
– Когда вы ехали в Красноярск, вы наверняка интересовались, каков уровень этой медицины у нас…
– У вас есть хоспис. И это уже хорошо, потому что не во всех регионах существуют такие медицинские учреждения. Много энтузиастов, добровольцев, а вот хосписы есть не везде. Например, в Екатеринбурге нет хосписа, с трудом удалось создать паллиативную службу на дому.
– Учат ли у нас медиков оказанию паллиативной помощи?
– Учат. Не знаю, введено ли это в специальность, но то, что есть длительные курсы, это уже хорошо. Курсы при институте имени Герцена, во втором мединституте читаются лекции о паллиативной медицинской помощи. И то, что они будут развиваться дальше, это уже очевидно.
– В каком направлении в целом будет двигаться паллиативная медицина в России?
– Думаю, будет приближаться к мировым стандартам, а не финансироваться по остаточному принципу. Появятся стандартные хосписы по 25–30 мест на каждые 300–400 тысяч человек населения. Это норма. Большего количества коек не нужно, потому что теряется сама суть, идея хосписа.
– А в чем его главная идея?
– Во-первых, это абсолютно индивидуальный подход – к самому больному и к его семье. Честно говоря, есть такие люди, когда невозможно понять, кто больше нуждается в помощи – пациент без сознания или его безутешные родственники. Во-вторых, это нахождение больного до самой смерти в достойных условиях.
– У врачей других направлений четко измеримый результат: больной не мог ходить, а потом пошел. Как вы определяете эффект от своей работы?
– Улыбкой человека. Или радостью от того, что он поел – в первый раз за 10 дней, что он может переворачиваться в постели. Попросился в сад погулять, сказал: я хочу, чтобы меня сводили в театр, чтобы мне включили кино. У меня больше радости, чем у других докторов.
– Как вы собирали команду?
– Это совершенно разные люди. Сначала пришла девочка, которая работала в какой-то газпромовской организации, – ее друг привел. Потом так же случайно у нас появился водитель, последней присоединилась Лана – пресс-секретарь. У меня очень маленький круг – нас всего семь человек, и я не хочу расширять штат. Надо сказать, наш главный принцип в работе – взаимозаменяемость. У меня, например, нет в штате уборщицы. Кто-то из сотрудников моет полы, кто-то пылесосит, вместе сортируем вещи, то есть полностью взаимозаменяемы, кроме одного – общения с больными. И то я сейчас потихонечку, уже понимая, что я не вечная, даю им общаться с больными один на один. Хочется, чтобы мои сотрудники тоже этому научились.
– Что главное при общении с больными?
– Правда. Какой бы она ни была. Вопрос, как вы ее подаете, хочет ли больной слышать ее сейчас. Мы говорим об этом много, но бывает так, что пациент сам все знает – и в отношении диагноза, и в отношении прогноза, и как ему дальше жить, что делать. Это касается не только онкологии, у меня есть больные с тяжелейшей формой туберкулеза, СПИДом. При общении с ними очень важно поставить себя на их место. Какой бы противный, вредный ни был больной.
Мне говорят: зачем ты ее берешь, она сумасшедшая, она все время ноет. Нужно понимать, что пациентка в таком состоянии много-много лет, как ей самой тяжело. Все от нее отворачиваются. Ну что от меня, убудет, если я час послушаю ее жалобы на жизнь? Ничего не убудет! Часто люди просто хотят быть услышанными, даже без дальнейшей помощи. Работая с этим проектом, я удивляюсь, какой процент наших клиентов выговаривается и больше никогда не возвращается. «Кому повем печаль мою». А есть те, кто приходит просто поговорить.
– Ваш фонд называется «Справедливая помощь», хотя чаще его, конечно, называют «Доктор Лиза». А что для вас справедливость?
– Это как раз то, о чем я говорила: если любой человек нуждается в помощи, она должна быть оказана. Это и есть справедливость.
Досье
Елизавета Петровна ГЛИНКА
Российский филантроп, по образованию врач-реаниматолог, специалист в области паллиативной медицины, исполнительный директор фонда «Справедливая помощь». Фонд оказывает моральную и материальную поддержку и предоставляет врачебную помощь умирающим больным, бездомным.
