Несколько месяцев в году он проводит в экспедициях. Тува, Хакасия, Монголия – эти территории Александр Алексеевич знает как свои пять пальцев. Один и со студентами забирался в такие уголки Саян, в которых человек не бывал со времен глубокой древности.
Заведующий кафедрой биологии и экологии КГПУ, профессор, преподаватель с 40-летним стажем, Александр Баранов убежден: невозможно изучать живой мир «дистанционно». Никакая самая совершенная камера не зафиксирует тех нюансов, которые может заметить человеческий глаз. На экспедициях и кропотливой работе с материалом «вырастил» двух докторов наук и 13 кандидатов, сформировал научную школу и прославил красноярскую орнитологию на весь мир.
О птицах, главной своей любви и научном интересе, Александр Алексеевич может говорить бесконечно. И рассказы его вовсе не напоминают сухие статьи из научных энциклопедий. Лично я, услышав, как проникновенно и с нежностью Александр Баранов говорит про горного гуся, дала себе слово обязательно увидеть эту птицу вживую.
Путь к толерантной орнитологии
– Знаю, что первое высшее образование получили вы на факультете физвоспитания Красноярского пединститута. Как получилось, что стали зоологом?
– В школе я увлекался спортом и птицами. Дома держал голубей – каких только у меня не было! Но спорт одержал верх, и я решил получить образование по этому профилю. После работал в школе, в физкультурном техникуме, потом на кафедре родного института. Здесь познакомился с сотрудниками кафедры зоологии и стал ездить с ними в экспедиции. А в 1973 году крупный советский ученый Лео Степанян отправился в путешествие по Туве. Я хорошо знал эти места, и меня попросили быть сопровождающим. После этой экспедиции я решил заняться биологией, а точнее – орнитологией. Поступил на биофак, потом в аспирантуру к Лео Степаняну… Исследовал закономерности территориального размещения птиц по Сибири и Центральной Азии.
Алтае-Саянский экорегион включает в себя территорию не только России, но и Монголии, Китая, Казахстана. Этот экорегион – в списке Глобал-200 – двухсот территорий мира, на которых сосредоточено более 90 % биоразнообразия планеты.
В 1972 году мы организовали масштабную экспедицию по региону. Со мной в группе было 19 студентов. Мы пересекли Восточный Саян: вышли из Иркутской области, прошли Бурятию и Туву. Поскольку я с детства увлекался сплавами, то в качестве средства передвижения при исследовании региона мы выбрали лодки и катамараны. Обычно же исследователи ходили по Саянам пешком или на лошадях. Привезли оттуда огромную коллекцию птиц – с нее начался наш уникальный для Сибири Зоологический музей.
– Биология нацелена на сохранение всего живого, но в то же время невозможна без убийства. Сердце не екает, когда нужно собирать экземпляры для коллекции?
– Научных работ по зоологии без коллекционных фондов не бывает в принципе. Сейчас появилась возможность делать качественные фотоснимки, а раньше нужно было обязательно подтверждать свою работу «натуральным» материалом. Коллекционные фонды позволяют определить достоверность собранных материалов, идентифицировать вид. Существуют, к примеру, виды-двойники: репродуктивно они изолированы, а морфологически совершенно не отличаются. И как доказать, что это два разных вида, не собрав коллекции? Вот и приходится стрелять. Правда, лично я в этом году сдал все свое оружие. Стрелять не хочу, с возрастом стал сентиментальным и, да, сердце екает. Буду собирать теперь виртуальные коллекции, заниматься толерантной орнитологией и есть тушенку в экспедициях вместо свежей зайчатины.
– Сегодняшней «компьютерной» молодежи интересны экспедиции?
– В советское время желающих поехать в экспедицию было огромное количество, отбирали по конкурсу. А сейчас такого нет. С огромным трудом группу набираю. Не желают они в поля ехать, хотят за границу – изучать зарубежную экономику и жить в отеле, а не в шалаше. Дети сегодня страшно неприспособленные к жизни, и это вина родителей. В позапрошлом году взял я с собой деревенского парня – крепкий, здоровый, надеялся, помощником будет хорошим. Оказалось, даже топора в руках держать не умеет. Спрашиваю: «Как так? Ты ж в деревне вырос?» А он: «У меня папа все делал по дому, моя задача была – учиться хорошо». Нет у нынешней молодежи какой-то народной смекалки, чтобы из топора кашу сварить… А без этого в полевых условиях очень тяжело. Но, конечно, речь не о том, что дети плохие, а о том, что они просто стали другие.
Кстати, девушки намного лучше приспосабливаются к полевым условиям – они быстро соображают, как можно сделать жизнь комфортней. Это обусловлено генами. Самцы более подвержены мутациям. Все изменения внутри вида – и в мире животных, и у людей – происходят прежде всего с мужскими особями. ХY-хромосомы – это нестабильная генетическая система, которая подвержена влиянию внешних условий. А женские особи приспосабливаются к новым нормам без изменения внутреннего содержания.
Наукой надо заниматься с любовью
– Часто приходится слышать: наука в России в загоне. Как меняется качество научных работ, по вашим наблюдениям, по вашему опыту?
– Что касается моих учеников, то качество их научных работ только улучшается. Все мои ученики, за исключением двух, сферой своих научных интересов избрали орнитологию. В свое время моя диссертация стала основой для формирования на кафедре Среднесибирской научной школы экологии и биогеографии «Перегринус». С тех пор каждая новая научная работа только поднимает нас на очередную ступеньку.
Я, что называется, держу руку на пульсе: очень много кандидатских работ поступает мне на рецензирование, у многих на защите выступаю официальным оппонентом, поэтому знаю, что происходит сейчас в российской орнитологии. Слабые работы своих ребят просто не выпускаю.
– Что считаете своим главным достижением в работе?
– Горжусь своими учениками. Двое – доктора наук: Виноградов Владислав Владиславович работает у меня на кафедре, и Савченко Александр Петрович – заведующий кафедрой прикладной экологии и ресурсоведения в СФУ. 13 кандидатов наук. За всеми наблюдаю, со всеми общаюсь. Ученики – мое главное достижение. Наука для нас как хобби, главное – вырастить талантливых учеников. А наука держится исключительно на энтузиазме. Есть, конечно, материальный стимул: научная степень и звание гарантируют прибавку к зарплате, но энтузиазм – это прежде всего. Я с большой любовью занимаюсь своим делом, как манны небесной жду начала полевого сезона. Ученый по-другому не может. И нобелевские лауреаты уезжают из России не потому, что им мало платят, а потому, что нет условий для работы.
«Меня прославил горный гусь»
– Ваша главная научная удача?
– Расскажу про горного гуся. Эта птица гнездится высоко в горах – в основном на Тянь-Шане и Памире. А зимует в бассейне Ганга, поэтому ее называют еще индийским гусем. В какой-то момент этот гусь стал расселяться на территории Монголии. И в конце 1960-х годов в одной из экспедиций в Монголии на реке Каргы, которая впадает в бессточное озеро Урэг-Нур, в гнезде коршуна я заметил гуся. Не поверил своим глазам сначала, а потом мы изучили это место и обнаружили уникальную колонию горного гуся, который гнездится на деревьях. Больше таких колоний в мире нет. С 1968 года мы наблюдаем за этими гусями. Сначала кольцевали всех самок, а потом каждого гуся уже «в лицо» узнавали, клички им давали. Около 15 пар гнездилось на российской территории и столько же в Монголии. Раньше пограничники стреляли гусей, но мы провели с ними разъяснительные беседы, рассказали, что это уникальное гнездовье и его нужно сохранять. И они стали передавать знания из поколения в поколение, «старики» рассказывают молодым легенды об орнитологе, который изучает и охраняет горных гусей.
С Юрием Ивановичем Устюжаниновым сняли фильм «Горный гусь – уникальное гнездовье». Пять месяцев мы с оператором жили возле этой колонии безвыездно. На первом орнитологическом съезде фильм про урэгнурскую популяцию гусей произвел фурор. Можно сказать, что горный гусь прославил меня среди зоологов. А фильм потом стал лауреатом всесоюзного кинофестиваля и выставлялся на конкурсе документального кино в Париже.
– Удалось понять, почему горные гуси решили гнездиться на деревьях?
– Спросить у них, конечно, невозможно, но мы, пообщавшись с ними, разобрались. В основной части ареала горный гусь гнездится на скалах или прямо на берегу озер. Самка выщипывает из себя пух и делает лоток. Красивый пуховой лоток. Садится в него, как в перину, и откладывает яйца. Любопытно то, что гусыня скрепляет между собой пух и перышки так, что даже самый сильный ветер не разрушает пуховую подстилку. В Монголии, куда расселились горные гуси, скал очень мало, а вокруг озер пасутся огромные стада домашних животных, которые постоянно беспокоят насиживающих кладку гусынь. Поэтому присмотрели гуси гнезда хищников – мохноногого курганника и черного коршуна, расположенные на скалах и деревьях, и стали использовать их в качестве безопасных гнездовых платформ и плести там свои пуховые лоточки.
Коршун прилетает раньше гусей, строит спокойно гнездо, а гусыня его оттуда выгоняет. Он вынужден вновь строить гнездо на соседнем дереве, но и туда вселяется уже другая гусыня. До трех гусынь может поселяться возле одного коршуна. Интересно, что, охраняя свое гнездо от врановых, коршун защищает и гусей. Это явление называется синойкия – использование убежища одного вида другим. Мы, конечно, не до конца еще изучили взаимоотношения горных гусей с хищниками, многое предстоит исследовать.
Не кормите голубей!
– Птицы, которые живут в городе, – воробьи, вороны, голуби. Насколько они полезны нам? Слышала такое выражение: «Голуби – это летающие крысы».
– Все абсолютно виды птиц, которые живут в городе, полезны. Они уничтожают насекомых, поедают сорняки и т. д. А что касается голубей, то виноваты здесь сами люди. Я все время говорю людям: прекратите их кормить. Потому что, когда их кормят, они уже ничего не хотят делать, они становятся тунеядцами – сидят весь день на проводах и ждут хлебных крошек. Как только мы перестанем кормить голубей, их численность тут же отрегулируется, станет минимальной и только такой, какая необходима для городской экосистемы. В антропогенных условиях голуби могли бы включиться в общий цикл, который выполняет каждая птица, а мы эту систему рушим.
– То есть кормушки – это плохо?
– Небольшие – для подкормки мелких воробьинообразных – не повредят, но в целом для вида это плохо. В том числе и кормушки для белок в Академгородке. Мы кормим птиц и успокаиваем себя тем, что делаем доброе дело, но для естественной природы, для конкретного вида это плохо. Мы лишаем вид тех адаптаций, которые создавались веками. Виды, которые живут в природе, очень быстро умеют перестраиваться. Утки на Каче уже забыли, как надо добывать корм, они ждут еды от человека.
Парадокс эволюции – каждый вид стремится специализироваться, приспособиться, а как только что-то нарушается, он погибает в первую очередь. Но вот крысы, к примеру, очень пластичны.
Как исчезают виды…
– Что сильнее влияет на животный мир? Физическое его уничтожение человеком или общее ухудшение экологии?
– Совершенно однозначно, физическое уничтожение человеком животных – это капля в море по сравнению с тем, как губительно для живого мира загрязнение воды, почвы и воздуха.
Но есть, конечно, и виды, которые человек уничтожил своими руками. Например, дрофа. В Минусинской и Тувинской котловинах ее выбили подчистую. Она боится человека, но не боится машин. Поскольку крупные птицы всегда привлекательны, охотники подъезжали вплотную к дрофам и спокойно их отстреливали.
Исчезли в нашем регионе такие виды, как вьюрок и дубровник. Дело в том, что большая часть их зимует в Китае. Вьюрка китайцы употребляют в пищу, а из дубровника делают чучела. Есть у них такая традиция: каждой семье в доме нужно иметь 12 чучел «золотых птичек», так называют китайцы дубровника. Вот и представьте – полтора миллиарда китайцев, и каждому нужен дубровник. Радует, что в начале 2013 года Россия и КНР подписали конвенцию о сохранении перелетных птиц. Но результат, если он и будет, мы увидим только спустя годы.
– А если говорить об опосредованном влиянии человека?
– Мне даже трудно оценить те причины, которые предопределяют катастрофическое сокращение численности каких-либо видов. Например, на территории Тувы и Монголии обитает заяц-толай. В середине прошлого века и до 80-х годов их было столько, что добыть зайца не составляло труда самому неумелому охотнику из нашей экспедиции. Сегодня заяц исчез. Почему? Не знаю. В местах его обитания не произошло каких-либо изменений – не построили заводов, не выросли города, тувинцы этого зайца в пищу не употребляют.
Другой пример: в Хакасии на озере Черном обитал гусь-сухонос. В начале прошлого века численность его была такая, что местные жители собирали его яйца в пищу. В настоящее время гуся-сухоноса в тех местах нет. И никаких заводов и плотин там не появилось.
Эти примеры говорят о том, что изменения в природе произошли, по-видимому, на каком-то глобальном уровне, это изменения, которые определенным образом влияют на состояние популяций некоторых уязвимых видов животных, в том числе и в нашем регионе.
– А что мы можем сделать такого, чтобы кардинально улучшить экологию?
– Любая экосистема в масштабах истории Земли довольно быстро восстанавливается. Вспомните города майя – прошло совсем немного времени, и ничего от них не осталось. Мы вырубаем леса, но даже если не будем их засаживать, то через определенное время они восстановятся. Даже в Чернобыле рано или поздно экосистема восстановится. Для этого необходимы два условия: время и прекращение воздействия человека в таких масштабах на природную среду. Можем ли мы это сделать? Вопрос…
– Год от года воздух в городах ухудшается. Как реагируют на это птицы? Есть ли какая-то птичка-индикатор, исчезновение которой из города дает людям сигнал, что здесь больше жить нельзя?
– Такой птички нет. И я не знаю, как надо испортить воздух, чтобы птицы из города исчезли. Другое дело, что в городском воздухе есть такие составляющие, бензопирен например, которые влияют на генетическую основу птиц, что влечет за собой сокращение их численности.
Учеными доказано, что пестициды, которые активно используют в сельском хозяйстве, влияют на формирование скорлупы птичьих яиц. Птицы откладывают яйца без скорлупы, поэтому птенцы погибают еще на эмбриональной стадии, и вид постепенно вымирает. Особенно это заметно на примере мелких соколов: по этой причине исчезли кобчик и степная пустельга из Минусинской котловины. Они питаются преимущественно насекомыми, а насекомые как раз аккумулируют в себе пестициды.
– У меня наконец появилась возможность задать вопрос одному из авторов Красной книги. Скажите, почему жарки занесены в Красную книгу? Я довольно часто езжу по краю и вижу, как много их у нас растет…
– Красная книга – настолько субъективная вещь… Некоторые ученые предлагают включать в Красную книгу виды исходя из принципа «хуже не будет, если мы назовем это растение редким». Я не сторонник такого подхода. Мы таким образом компрометируем саму идею Красной книги. В настоящее время экспертной комиссией по подготовке второго издания Красной книги Российской Федерации как раз обсуждаются критерии включения видов в статус особо охраняемых. Тем не менее два критерия всегда будут самыми важными: редкость и уязвимость. Стерх, который бросает гнездо после одного посещения человека и откладывает только два яйца, при этом старший птенец, как правило, забивает младшего, – уязвимый вид? Краснозобая казарка, которая гнездится в тундрах Таймыра и живет только в России, нигде на планете его больше нет, – редкий вид? Такие представители животного мира прежде всего должны быть на страницах Красной книги.
ДОСЬЕ
Александр Алексеевич БАРАНОВ
Родился 1 апреля 1944 года в с. Уарки Нижне-Амурского района Хабаровского края.
В 1965 году окончил факультет физического воспитания КГПИ, в1974-м – биологический.
В 1981 году защитил кандидатскую диссертацию.
В 1986 году присвоено ученое звание доцента, в 1993 году присвоено ученое звание профессора.
В 2007 году защитил докторскую диссертацию.
Специалист по проблемам фауны, систематики и экологии птиц, биогеографии, территориального размещения и состояния численности редких видов птиц Средней Сибири и их охраны.
Председатель Среднесибирского орнитологического общества, член Союза охраны птиц России.
Почетный работник высшего профессионального образования РФ, заслуженный педагог Красноярского края.
